Ох, и быстро пролетели
молодые годики, сокрушенно вздыхает северная народная припевка.
Полноводная Сухона, приток Северной Двины, пересекающая собой
большую часть Вологодской области, судьбоносная река в жизни Николая
Михайловича Рубцова (1936—1971). Еще с десяток лет назад в родные
места поэта можно было без лишней суеты добраться по реке пароходом
или теплоходом, как плавал он сам, подставив лицо свежей встречной
прохладе. Но торопливая жизнь современного человека проложила новые
скоростные автомобильные дороги, и канули в небытие речные пристани
с шумным говорливым народом, — теперь лишь по черным сваям, что
торчат из воды и в Вологде, и по всей Сухоне, можно дорисовать
воображением их былое расположение.
В юности Николай
Рубцов написал одно из программных стихотворений, определивших его
творческие пристрастия. Названное в ранних своих вариантах «Долиной
детства» и «Долиной юности», — доработанное позже оно получило
название «Ось жизни» или просто «Ось».
Как
центростремительная сила,
Жизнь меня по всей
земле носила!
За морями, полными
задора.
Я душою был
нетерпелив, —
После дива
сельского простора
Я открыл немало
разных див.
Нахлобучив
«мичманку» на брови.
Шел в театр, в
контору, на причал.
Полный свежей
юношеской крови,
Вновь, куда хотел,
туда и мчал...
Но моя родимая
землица
Надо мной
удерживает власть, —
Память
возвращается, как птица,
В то гнездо, в
котором родилась.
И вокруг любви
непобедимой
К селам, к соснам,
к ягодам Руси
Жизнь моя
вращается незримо,
Как земля вокруг
своей оси!..
Долина Сухоны со
многими малыми речушками, питающими ее, и судоходной, местами
заболоченной рекой Вологдой — долина детства, долина юности поэта —
его родина. Жизненной осью в полном смысле этого слова явилась для
Николая Рубцова родная Сухона: ее пароходы и пристани, берега с
паромными переправами органично вошли в небогатую яркими красками,
но редкую по красоте, душевно-трепетную поэзию.
По одну сторону
Сухоны, на реке Стрелице в деревне Самылково, жили и
крестьянствовали предки поэта; по другую — на реке Толшме в селе
Никольском, прошли школьные годы, сюда он вернулся, как только
осознал свое главное предназначение: писать стихи. «До слез теперь
любимые места» станут поэтической родиной Николая Рубцова.
Не порвать мне
мучительной связи
С долгой осенью
нашей земли,
С деревцом у сырой
коновязи,
С журавлями в
холодной дали...
В Никольском
созданы лучшие произведения, составившие основу его поэтической
лирики.
Ниже по течению
Сухоны, в древней Тотьме, будущий поэт учился в Лесном техникуме; в
верховьях реки, в Вологде, он жил недолгое время в детстве до
семейной катастрофы, — смерти матери; здесь провел последние свои
годы, и здесь в 35 лет оборвалась его жизнь.
Недолгим был
земной путь поэта, но четыре тоненькие книжечки, выпущенные при
жизни и еще две, подготовленные к изданию, оказались «томов
премногих тяжелей».
А еще через
полтора десятка лет, словно вослед ему, уплыли и последние сухонские
пароходы.
Тончайший лирик, Николай Рубцов
писал о преходящем и вечном, о земном и космически объемном. Бередят
душу его проникновенные строки с глубокими философскими обобщениями.
«Поэзия есть поэзия: там, где ее нет, ни к чему обманывать других,
требовать «особого подхода», ссылаться на гражданственность и
актуальные темы», — говорил поэт. В зрелом возрасте Рубцов не писал
стихов на заданные темы, их нет ни в одном прижизненном сборнике и
вместе с тем всегда оставался поэтом-гражданином,
государственником.
Мрачнее тучи
грозный Иоанн
Под ледяными
взглядами боярства
Здесь исцелял
невзгоды государства,
Скрывая боль своих
душевных ран.
Первые московские
государи собирали русские земли, укрепляли государство, расширяли
связи с соседними странами. Иоанн IV Васильевич, стремясь войти в
близкие отношения с Западной Европой через Белое море и Ледовитый
океан, решил обосновать в Вологде столицу русского государства,
удалив ее сюда от опустошительных набегов «степи». С древности
вологодская земля являлась перекрестком торговых путей и людских
судеб на пути «из варяг в греки» по Северо-Двинской водной системе
через Сухону, Вологду, Шексну и верховья Волги. В старину
пользовались для проезда речками и озерками, входящими в состав
пути, перетаскивая в некоторых местах лодки. На пути волока,
соединявшего бассейны рек Сухоны и Шексны, возникла Вологда. Город
часто страдал от разорительной междоусобной брани Новгорода и
Московского княжества, являлся желанным владением для спорящих
сторон. В XIV веке Вологда попала под власть Великого княжества
Московского.
Иоанн Грозный
основательно обустраивал свою резиденцию: возводил стены, осушал
болотистое место, углубляя загородные речки; приказал вырыть канал.
Возводились храмы — главный из них, Софийский собор, строился по
образцу московского Успенского собора в Кремле, — да случился
конфуз: при сведении купола свалилась на голову царю-батюшке красная
«плинфа»; приняв сие за недобрый знак, Иоанн Васильевич оставил свои
намерения и вернулся в Москву.
По указу царя
началось строительство поселка с пристанью в устье Северной Двины,
названного Новохолмогоры, в дальнейшем — Архангельск. Через Вологду
шел оживленный поток товаров. В конце царствования Иоанна Грозного с
присоединением к России Сибири дорога на Урал пошла через Вологду,
Тотьму, Устюг; город богател еще более и превратился в крупный
торгово-ремесленный центр, служившим «воротами» на Север. Не раз
останавливался в городе Петр I проездом в Архангельск и с Олонецких
минеральных вод. При активном участии вологодских мастеров рождался
российский флот: они снабжали корабли парусами, канатами, якорями;
построили в селе Коломенском первые 22 галеры по образцу
голландских. Вологжане мастерили царю сотни барок, дощаников в
дальний поход его через Архангельск на Запад.
В дальнейшем
посещали Вологду императоры Александр I и Александр II. С приездом
государей город хорошел: расчищались и выравнивались улицы,
высаживались деревья, разбивались сады.
В 1865 году на
реке Вологде появился первый пароход. С этого времени регулярные
пароходные рейсы связывали вологжан с Архангельском и центром России
— и так вплоть до недавнего времени.
«Русский Север с
незапамятных времен является краем редкой по красоте, удивительной
по самобытности народной поэзии, явленной в дереве, камне,
драгоценном металле, в узорах и красках и прежде всего в языке, в
слове. Суровые и прекрасные исторические и географические просторы
его, освещенные трудом и подвигом народа, сказались в том, что мы
называем поэзией в самом истинном и широком смысле этого слова...»
—- так восхищался своим поэтическим краем старший товарищ Николая
Рубцова Сергей Орлов.
И крупнейшие
географические открытия сделали уроженцы вологодской земли, мореходы
и землепроходцы с поэтической душой: Семен Дежнёв, Ерофей Хабаров,
Владимир Атласов, Иван Кусков — основатель форта Росс в Америке; не
за одними моржовыми клыками и пушниной устремлялись они «со
товарищи» в неведомый путь.
Соками этой земли
вскормлены художник-баталист Василий Верещагин, писатели Глеб
Успенский, Владимир Гиляровский, Варлам Шаламов; поэты Константин
Батюшков, Феодосий Савинов — автор песни «Родина» («Вижу чудное
приволье»), Игорь Северянин, Николай Клюев.
Не счесть
восторженных статей о поэзии Николая Рубцова, его творчество
называют уникальным явлением в русской поэзии XX века. Звучат песни
на его стихи, сочиняются посвящения, называют его именем новые сорта
цветов и уже сияет на своей далекой высоте планета «Рубцов». Поэт
поставлен теперь в один ряд с великими русскими подвижниками от
Владимира Святого и Ярослава Мудрого до Пушкина и Лермонтова: «И
Рубцов... как Рублев, как Пушкин. Мы, не задумываясь, уже вписали
его в этот ряд, ставший над временем. В сонме веков немного их, как
бы потерявших имена, но и много...»
Считается, что
Николай Рубцов родился в Архангельской области — и сам он пишет об
этом в своих автобиографиях. Но, как таковой, Архангельской области
в год его рождения не существовало. Обширная территория, включавшая
в себя весь бассейн Северной Двины с притоками Сухоной и Вологдой,
называлась в те годы Северным краем, а затем Северной областью. В
пределах этой Северной области и перемещалось многочисленное к тому
времени семейство Рубцовых вслед за служебными назначениями отца.
Отец поэта,
окончив два класса сельской школы, сначала устроился в родном селе Самылкове (ныне Сокольского района) продавцом в сельпо. Женился на
своей односельчанке Шуре Рычковой. В Самылкове у Михаила
Андриановича и Александры Михайловны родились старшие дочери:
Надежда в 1922 году п Галина в 1929-м. Бабушка поэта, Раиса
Николаевна, ходила с его матерью через речку Стрелицу в церковь села
Спасского, — в этой церкви крестили, венчали, отпевали полдеревни
Рубцовых. В начале тридцатых годов семья переехала в Вологду, здесь
в 1932 году родился брат поэта, Альберт. Дома его называли Аликом.
Михаил Андрианович заканчивал курсы, партийную школу, рос в
должностях. К 1936 году он уже работал начальником ОРСа Емецкого
леспромхоза, часто бывал в разъездах. В селе Емецке, стоящем у
впадения реки Емцы в Северную Двину, 3 января 1936 года родился
будущий поэт. Семья Рубцовых жила в двухэтажном деревянном доме,
стоящем на старинном рыбном тракте, по которому шел когда-то с
обозом в Москву пытливый отрок Михайло Ломоносов постигать науку и
открывать первый российский университет.
Жили Рубцовы
весело, — у них часто играла гармонь, заводили патефон; Михаил
Андрианович сам хорошо пел и любил слушать оперных певцов, — в
квартире нередко звучала ария Ивана Сусанина из оперы Глинки. «Опять
у Рубцовых ария», — говорили соседи, значит, Михаил Андрианович
дома, вернулся с работы. Эта музыкальность передалась детям:
замечательно пела старшая дочь, Надежда (сохранился прозаический
отрывок Николая Рубцова о сестре), прекрасный голос был у Гали.
Матушка, Александра Михайловна, пела в церковных хорах и в родном
селе, и в Вологде, невзирая на попреки партийного мужа, — тот был
настолько «ярым» коммунистом, что при звуках «Интернационала»,
льющихся из репродуктора, всех детей выстраивал в ряд и сам честь
отдавал. Александра Михаиловна любила народные песни, особенно
любимыми были «Ехали казаки» и «Златые горы» — их для нее исполняла
Галя. Все мальчики умели играть на гармошке.
Своих первых
младенческих лет в Емецке Николай Рубцов не помнил, — на втором году
его жизни семья переселилась в Няндому.
Неизвестно,
побывал ли Рубцов потом в Емецке, но в октябре 1970 года, будучи в
Архангельске, на вопрос литературоведа А. А. Михайлова, не
собирается ли он заехать на свою родину, Николай ответил: «На этот
раз — нет. Но поеду туда непременно, тянет, как птицу к своему
гнездовью. Вологда дала мне приют, согрела мое сиротство, а тут я
появился на свет, первый раз на землю ступил...» Но этому не суждено
было исполниться, — спустя три месяца садистские руки оборвали его
жизнь.
С июля 1937 года
Михаил Андрианович работал начальником отдела кадров Няндомского
райпотребсоюза. В Няндоме появился на свет третий сын — Борис. По
свидетельству Галины, в Няндоме у Рубцовых была самая
благоустроенная квартира. Но прожили они в этом уютном жилье около
полугода. В начале 1938 года Михаила Андриановича исключили из партии и арестовали.
Читать газету
«Правда Севера» тех лет поучительно и жутковато. Статьи о полетах
через Северный полюс, изучении Арктики, экспедициях Шмидта,
челюскинцах, поисках пропавшего самолета Леваневского чередуются со
статьями о громких процессах в Москве над троцкистами, бухаринцами,
крупными военачальниками, публикуемыми из номера в номер. Столичным
процессам вторят местные, во сто крат превосходящие по своей
массовости московские. Страницы пестрят заголовками: «В Березнике
покровительствуют вредителям», «Усилим классовую бдительность»,
«Процесс над контрреволюционной группой в лесном хозяйстве» и т. п.
В доносах не скупятся на эпитеты: «Гадюка Акимов», «шпион Карманов»,
«кулацкий выродок Екимов», «враги народа Иванов, Конторин, Соболев».
Повсюду призывы: «Расстрелять изменников Родины», «Уничтожить
гадов», «Стереть вредителей с лица земли», «Никакой пощады врагам»,
«Применить высшую меру наказания!», «Искоренить вражескую нечисть!»
За этими процессами стояли осиротевшие, оставленные на вымирание
дети, голод, болезни и непосильный труд близких людей. Пожалуй, не
было в стране семьи, которой бы не коснулся этот смерч. Попал в него
и Михаил Андрианович.
В разгаре зимы
семья Рубцовых оказалась без кормильца. Какое материнское сердце не
дрогнет от отчаяния, если на руках пятеро детей, за окнами стужа, за
дверьми — стужа человеческих отношений. Из квартиры семью «врага
народа» выселили. К снохе и внукам приехала бабушка Раиса. Бедные
жен-шины, как могли, зарабатывали на жизнь: скорее всего, стирали,
обшивали, мыли, скребли в чужих домах, выменивали на пропитание
какую-нибудь одежонку, быть может, еще копались в огородах соседей,
а идти с мужиками в бригаду на лесоповал им было не по силам.
Бабушка Раиса чаще оставалась дома с детьми, присматривала за ними,
рассказывала сказки, — она очень любила сочинения Пушкина и многие
его стихи знала наизусть. Самая старшая девочка, Надя, в свои
неполные шестнадцать лет, устроилась работать счетоводом в райпо.
Через год по
страницам газет пошли публикации докладов к восемнадцатому съезду ВКП (б). Смекалистый Михаил Андрианович вместе с другими осужденными
направил из тюрьмы письмо на съезд. Дело получило обратный ход. В
марте состоялся съезд, — этим же месяцем он был освобожден и в
апреле восстановлен в партии.
В 1964 году
Николай Рубцов писал Н. Н. Сидоренко, что статья о реабилитации отца
была опубликована в архангельской газете. Михаил Андрианович после
освобождения стал работать инструктором Няндомского райпотребсоюза.
Спустя год семью
постигло очередное горе: на комсомольских работах простудилась
старшая дочь — певунья Надежда и в 1940 году умерла. В сознании Коли
смерть любимой сестры оставила глубокий след. С этого времени потеря
самых дорогих ему близких людей, раннее сиротство незаживающей раной
будут терзать его душу — отсюда трагическая окраска многих
стихотворений Николая Рубцова.
В январе 1941 года
Рубцовы оставляют Няндому и переезжают в Вологду. С сентября 1937
года Северная область разделилась на две территории с установлением
новых границ: Архангельскую и Вологодскую области. Михаил
Андрианович решил вернуться на свою родину, поближе к родным — у
него было несколько сестер.
Чернобровый,
черноглазый, с кучерявой шевелюрой, ломаный-переломанный жизнью,
неунывающий Михаил Андрианович устроился работать снабженцем в
Военторг под Вологдой. Сначала семья поселилась в Прилуках. У
Николая Рубцова остались воспоминания о летнем отдыхе на реке у стен
Спасо-Прилуцкого монастыря. Позже Рубцовы переселились в центральную
часть города. На улице Ворошилова в деревянном доме на первом этаже
они снимали угловую комнату. В Вологде родился последний ребенок в
семье; чтобы заглушить боль от потери старшей дочери, девочку тоже
назвали Надеждой.
В конце 1941 —
начале 1942 года сорокатрехлетнего Михаила Андриановича призвали на
службу. Такого удара Александра Михайловна перенести уже не смогла,
она знала по Няндоме, что значит остаться без мужа с кучей маленьких
детей, да еще с грудным ребенком на руках. Подорванное сердце матери
не выдержало: ее увезли в больницу, где она вскоре скончалась.
Хоронили Александру Михайловну церковные люди. На следующий день на
руках у Гали умерла семимесячная Надя: отказывалась есть свою кашку,
молочко — всю ночь плакала и к утру затихла. Постигшее горе Николай
Рубцов опишет потом в стихотворении «Детство». Алика и Борю
отправили в близлежащие детские дома недалеко от Вологды. Маленький
Боря попал в дошкольный детский дом в Красково. Колю сначала в
детский дом не взяли — у него на руках высыпали болячки, — любил
пускать ручейки, возился в канавках, выращивал в саду свой аленький
цветочек. Коля остался с Галей, дети получали хлебный паек, но к
концу лета мальчика уговорили ехать в детдом — деваться было некуда.
Михаил Андрианович
сначала находился на переподготовке где-то поблизости, он узнал о
семейной трагедии, приехал в Вологду, купил комнату в Гасиловском
переулке и поселил свою сестру, Софию Андриановну, с детьми и Галю.
Тетя Соня работала в столовой, но и это обстоятельство не спасло
детей, — в войну она потеряла четверых.
Колю из Красковского детского дома в 1943 году перевели в Никольский,
подальше от Вологды, — вероятно, мальчик убегал к родным, не мог
смириться с распадом семьи. Алик и Боря остались в Краскове.
До 1952 года Коля
ничего не знал о своих близких. Отец его после войны с легким
ранением в голову и в руку вернулся в Вологду. По воспоминаниям
дочери Галины, пришел в шинели, в ботинках, в обмотках, лежал в
госпитале на ул. Батюшкова — Галя его там навещала. Девушка в войну
нянчилась с детьми тети Сони, но доучиться в школе они ей не дали:
один тянул за юбку, другой написанное размазывал; некоторое время
Галя жила в семье архиерея — мыла полы, рылась в огороде. С
пятнадцати лет пошла работать. Пришлось ей побывать и в золушках, и
в падчерицах. Потом завербовалась на строительство Череповецкого
металлургического завода, жила в общежитии.
Михаил Андрианович
после выздоровления создал новую семью с молодой, статной,
привлекательной женушкой по имени Женя. В пригороде Вологды, в
Октябрьском поселке, в собственном доме они нажили троих сыновей.
Сразу после войны
к живому отцу из Краскова привезли детей — Алика и Борю. О Коле
забыли. Мальчики в новой семье не прижились: Боря плакал, все время
жаловался, и его увезла к себе в Мурманск тетя Шура; после ее смерти
судьба Бори неизвестна. У Алика в детском доме проявились
музыкальные способности, его даже хотели направить в музыкальную
школу, но в семье отца пришлось стать нянькой, — он потом очень
жалел, что его взяли из детского дома. После службы в армии Альберт
некоторое время работал в Сестрорецке под Ленинградом, там женился,
с женой Валентиной приезжал к отцу; некоторое время молодые жили у
него, но вскоре укатили к теще в поселок Приютино под
Ленинградом.
